«Это не просто складирование артефактов»: как стать археологом

Как исследователи древностей находят ножи каменного века, изучают утюжки американских индейцев и работают на «Газпром»

Археологию часто романтизируют и ассоциируют с Индианой Джонсом, который проходит полосу опасных препятствий в поисках драгоценных артефактов. А как на самом деле проходят будни археологов, мы узнали у Ивана Семьяна из Челябинска. Он рассказал, какие находки для него действительно ценны, где археологи берут финансирование и кому стоит идти в эту профессию.


Сколько вы уже занимаетесь археологией и почему выбрали эту специальность?

Мне 31 год, и археологией я занимаюсь уже 13 лет, если считать с первого курса университета. Я увлекался этим еще в школьные годы: ездил на раскопки, писал какие-то школьные статьи и так далее.

Честно говоря, я не думал, что буду именно археологом, хотя интерес к истории у меня был с раннего детства. Уже лет в 6-7, помню, я хотел связать с ней свою жизнь. Правда, я представлял, что это будет как в фильмах, которые я смотрел на кассетах — «Индиана Джонс», «Доспехи Бога» с Джеки Чаном.

Кадр из фильма «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега». Фото: film.ru

В подростковом возрасте я увлекся сначала средневековой Европой и рыцарством, потом эпохой викингов и славянами — и вот с этой тематикой подошел к студенчеству. Я поступил на кафедру дореволюционной истории России и первые две курсовые писал про летописных яричей – это роменская и борщевская археологические культуры, древние славяне. Основной источник информации о них — это археология, поэтому и работы у меня были археологические. Тогда мне сказали: «Может, тебе пойти на археологию, попробовать себя там».

Я пришел, но там была местная специфика. Поскольку древних славян у нас на Южном Урале никогда не было, передо мной возникли новые миры, с которыми я совершенно не был знаком. Я влюбился в бронзовый век, который у нас тут очень ярко представлен. Выяснилось, что военное дело эпохи бронзы на Южном Урале очень мало изучено даже на сегодняшний день, поэтому я ушел в эту тему и до сих пор работаю над ней. Моя узкая специализация — военное дело бронзового века Южного Урала. Хотя, конечно, большую часть моей научной жизни и интересов составляет археологический эксперимент. Я руковожу лабораторией экспериментальной археологии «Археос» и в рамках изучения военного дела эпохи бронзы реконструирую и каменное, и бронзовое вооружение, чтобы понимать, как, из чего, зачем его производили. 

У всех людей, на мой взгляд, есть потребность в осознании своего прошлого.

Это одна из функций сознания. Точно так же нам нужно идентифицировать себя с какими-то ролевыми моделями прошлого — это абсолютно биологически, психологически обусловленные вещи.

У некоторых такой склад ума, что им интересно находить причинно-следственные связи разных явлений. Мне, например, чтобы что-то понимать и любить, важно знать историю этого феномена. Когда я читаю о какой-то рок-группе, меня тянет узнать, как они появились, развивались, как у них менялся состав, стиль. Если я о них больше знаю, они мне более интересны и понятны. Так же в археологии: если я знаю об истории места, куда еду в путешествие или командировку, мне больше туда хочется.

Экспериментальная археология — это реконструкция исторических событий? 

Не всегда реконструкция именно событий во всей их полноте, потому что историческое событие — это явление многосложное и зависящее от кучи факторов, его трудно воспроизвести полностью. Речь идет скорее о реконструкции древних технологий и процессов.

Зачем это нужно? Прежде всего для проверки гипотез и предположений. Во многих науках — больше всего в естественно-научной среде — ставятся эксперименты. Например, в химии и физике вы можете в лабораторных условиях создать нужную среду, провести необходимый опыт и доказать или опровергнуть свое предположение. Но есть, например, геология, палеонтология или история человека — науки, связанные с процессами прошлого. За этими явлениями мы не можем не можем наблюдать вживую сегодня, поэтому делать выводы о них нам сложно.

Зато многие вещи можно смоделировать — этим и занимается экспериментальная археология. Мы воспроизводим разные процессы, используя материалы и технологии, которые применялись в прошлом. Это могут быть производство металла, работа с деревом, камнем, строительство, кухня или же элемент сражения, имитация какой-то ситуации — например, проверка проникающей способности вооружения и т. д. 

Дело в том, что в некоторых археологических вопросах у нас уже есть вся возможная информация. Я приведу конкретный пример. У нас, на территории Южного Урала, на могильнике Кривое озеро в частности, найдены самые древние археологически известные колесницы. Под колесницей подразумевается повозка с колесами со спицами. На сегодняшний день это самые древние из найденных экземпляров, датируются они в районе 21 века до нашей эры. Исследователи, конечно же, имеют разные взгляды на эти находки. Кто-то считает, что это были боевые колесницы. Кто-то спорит и говорит, что на них вряд ли можно было хорошо воевать в такой местности. Наверное, они были статусные, то есть вождь на них просто ездил на какие-то мероприятия. Кто-то говорит, что это исключительно погребальные повозки, которые символически показывают процесс перехода из мира живых в мир мертвых.

Иван на археологических раскопках. Фото: личный архив

У нас есть уже вся возможная физическая информация в виде находок, и тут уже вопрос интерпретации. Новых данных нам взять неоткуда, если мы не сделаем натурный эксперимент. Так что наш новый проект — полная натурная конструкция этих колесниц с соблюдением всех параметров, которые были обнаружены, и их испытание в различных ситуациях. Многие вопросы мы разрешим и поймем, возможно ли было в этом ландшафте на них быстро ездить, сражаться или нет. Прежде всего это выведет нас на то, как было устроено и функционировало общество: какие трудозатраты тратились на производство этих колесниц, для чего использовались, относятся ли они к элитной сфере.

Как проходят ваши рабочие будни?

Самая известная и популярная часть археологии — это археология полевая. Я не специализируюсь на ней, но обычно присоединяюсь к экспедициям моего научного руководителя, доктора наук Андрея Владимировича Епимахова. Мы занимаемся раскопками как раз эпохи бронзы, обычно летом. Копаем как поселения, так и погребальные памятники.

Археологический лагерь — это палаточный городок в удаленной местности, где расположен некий памятник, иногда это очень далеко от современных населенных пунктов. Работа продолжается, как правило, шесть дней в неделю, один выходной. Раскопки ведутся четыре часа с утра и четыре часа вечером. В классическом понимании основная роль археолога заключается в том, чтобы грамотно обнаружить памятник. Это делается с помощью изучения рельефа, подъемных сборов: собираются фрагменты древних артефактов, которые норные животные выкапывают при создании нор, распашкой тоже можно что-то извлечь. Сейчас используются и более современные способы, например, Google Maps, по которым очень хорошо видно антропогенные объекты. Во многих случаях делается и дорогая геофизическая съемка. 

Также важно грамотно, методично извлечь материал. Это особенно актуально для нашей археологии: архитектура древности была, скажем, грунтово-деревянной, и когда мы копаем памятник, то фактически попутно разрушаем остатки древней культуры, которые до нас дошли. Вот здесь важно допустить минимальное количество ошибок, сделать это аккуратно и извлечь максимум информации из этого материала. Наверное, это самый романтичный, самый трудозатратный этап. Обычно все лето археологи так или иначе проводят в экспедициях. В этом году из-за коронавируса экспедиция у нас отменилась, но мы с нашей командой «Археоса» нашли другие дружественные экспедиции, в частности в Курганской области, где мы копали святилище эпохи неолита. Каждый год — это так или иначе полевая работа. 

Иван на археологических раскопках. Фото: личный архив

Другая составляющая — это работа теоретическая, можно сказать, кабинетная. Для нас ведь важно не просто извлечь материал и его складировать, для нас важно его классифицировать. Это не самая веселая работа, она требует большой усидчивости и выдержки. Вам нужно определить, к какому типу и времени, к какой культуре относятся находки, как они расположены в вашем раскопе, как они расположены географически. Все это систематизируется и складывается в какую-то большую картину прошлого. В конце мы, конечно, опять возвращаемся к интерпретации: итогом такой большой работы в конечном счете должна являться интерпретация, потому что даже если хорошо раскопали и описали, нельзя, чтобы археология оставалась на уровне вещеведения. Это не просто складирование артефактов и разделения их на типы.

Мы должны из этого получить какую-то реконструкцию картины прошлого, понять, как жили древние люди, и в идеале (это то, к чему современная археология очень сильно приближается) использовать эти знания для современных социологических и антропологических проблем. Например, является ли агрессия врожденной для человека, какие есть формы объединения общества, как возникают элиты. Археология помогает решать и проблемы питания. У меня есть друг, археолог Билл Шендлер из Вашингтона. Он занимается древним питанием человека. Он общается с людьми, объясняет им, как формировалось во время эволюции наше пищеварение, за счет чего мы такие, какие есть.

Наш организм в течение миллионов лет не был заточен на то, что у нас каждый день будет сколько угодно еды.

Когда мы сейчас много едим, мы толстеем, потому что мы так устроены: не было предусмотрено, что калории будут такими доступными. Этими объяснениями он сильно решает проблему ожирения. Люди начинают видеть в этом не диету, временное истязание себя, а объективный научный факт — и становятся здоровее.

Третья составляющая работы — это преподавательская деятельность. Мне выпало счастье вести те предметы, которые мне самому интересны: европейское Средневековье и первобытное общество. К счастью, делаю это не ради денег, а потому что мне это нравится, и по большому счету надеюсь, что воспитываю себе команду.

Еще это деятельность в рамках нашей лаборатории экспериментальной археологии. Мы проводим эксперименты для науки, обучаем ребят азам древних технологий. Каждое лето у нас проводится полевая практика, в рамках раскопок мы также проводим эксперименты: льем бронзовые вещи, куем железо, делаем каменное орудие, ткем ткани, делаем сухожильные тетивы и прочее. Ребята знакомятся с теми технологиями прошлого, которые потом явятся им в археологическом материале. Они видят, как эти вещи были сделаны, зачем и как они выглядели и работали, когда были новыми.

Какие самые необычные предметы вы находили?

Тут есть важный момент: когда человек, далекий от археологии, слышит фразу «необычный артефакт», то сразу представляет этакого золотого бога из Индианы Джонса, какую-то необычную штуку. В период антикваризма, в 19 –  начале 20 века, археология была коллекционированием прекрасных древностей. Сейчас для археолога и для человека со стороны необычные артефакты — вещи очень разные.

Если для последнего это какой-то крутой впечатляющий топор, то для меня это совершенно другое. Я, конечно, обрадуюсь этому топору, но я знаю, что такие топоры уже есть и это очередной из них. А вот два года назад на территории Южного Урала, у нас в бронзовом веке, нашли кусочек хлопка размером с ноготок. Его проанализировали и у нас, и в Европе и точно установили, что это хлопок. Тогда его производили только на территории современной Индии. В любом случае это какой-то очень дальний импорт, который нам говорит о многом: и о торговых связях, и, скорее всего, о наличии элитной экономики. И вот поэтому для археолога какая-то маленькая деталька, обломок, может в контексте много чего рассказать, хотя сам по себе может быть сделан не из драгоценных материалов и без особого искусства. Кладоискатель даже не заметил бы его и просто выкинул бы. А науке он дает новую информацию. 

Бывают и загадочные находки, потому что очень часто мы не знаем, для чего служили те или иные вещи или их части. Многие или исчезли, потому что у нас изменились технологии, или поменяли форму. Я часто привожу пример про нож. Если дам вам в руки нож из Средневековья или раннего железного века, или бронзового века, вы скажете, что понятно, это нож, у него есть ручка, лезвие, он и сейчас такой же по большому счету. А вот в каменном веке он выглядел по-другому: линзовидное, с двух сторон отретушированное орудие. Были разные типы, и уже не так очевидно, что это нож.

Кремневый нож (2600 лет до н. э.) и современный. Фото: ru.wikipedia.org

Вот и мы, археологи, иногда находим нечто, и попробуй угадать, что это и для чего служило. В этом смысле как раз экспериментальная археология тоже работает. Тоже очень хороший пример — утюжки, каменные такие штучки, в которых есть пропиленная ложбинка. Их как только не интерпретировали, каждый выдвигал свою версию, пока не удалось установить, что у индейцев в этнографии центральной Америки есть такие утяжелители для копьеметалок. И уже есть какое-то прямое соответствие для интерпретации.

Допустим, вы нашли старинный предмет. Что с ним происходит дальше? Правда ли, что археологи обязательно делают ручные чертежи всех предметов? Если это так, то зачем?

Да, делаем всегда отрисовки находок. Сейчас их необязательно делать вручную, можно и в CorelDRAW (графический редактор векторной графики — Прим.ред.). Но здесь важно другое: археолог всегда знает, как показать в рисунке нюансы, которые не покажет фотография: какие-то детальки рельефа, форму предмета. Особенно это актуально для исследователей каменного века, для которых любое орудие покрыто изломами от сколов. Им очень важно прорисовать все эти скольчики, чтобы было понятно тому человеку, который видит не орудие, а его публикацию, как оно изготовлено, по какой технологии и т. д. Я, честно говоря, каменные орудия в кореле не пробовал рисовать, но могу предположить, что умеючи от руки это быстрее, чем в программе, поэтому может быть до сих пор так изображают. Рисунок важен. 

Большинство находок — это то, что в музее людям будет неинтересно: какие-то кости животных, мелкие фрагменты керамики.

Если снова вернуться к археологическому эксперименту и реконструкции, то важно делать копии. В частности, наша организация «Археос» делает реплики древних предметов для музеев. Если будет выставлен кусочек горшка, то будет непонятно, а когда человек посмотрит на целый горшок, то увидит, как он выглядел и как им могли пользоваться. Поэтому большинство находок, которые для выставки мало наглядны, но для исследователей могут быть важны, хранятся в специальных фондохранилищах. Это хранилище артефактов, где они все описаны, разложены по типам, полочкам, где с ними работают специалисты. Какие-то виды артефактов могут долго ждать своей очереди быть исследованными. Совершенно необязательно, что тому археологу, который раскопал предмет, он напрямую нужен в его научной работе. То есть занимаюсь я военным делом, а раскопал кучу детских горшочков, например. Я это все помещаю в фондохранилище, и потом тот человек, который изучает либо детские остатки, либо керамику того периода, может прийти и с этими коллекциями работать, получать нужную ему информацию. Но понятно, что самые презентабельные артефакты подвергаются очень тщательной, качественной реставрации, и выставляются в музее. 

Что самое интересное в археологии для вас?

Как-то говорили на эту тему с моим греческим другом и коллегой, с которым мы реконструируем лук эпохи бронзы. Это уже больше философия. Я ему так сказал: для меня самое интересное — это постоянная погоня за уходящей, вечно ускользающей реальностью.

Есть мир вещей, и есть мир идей. И постоянно в нашей жизни мы сталкиваемся с тем, что что-то вокруг нас имеет практическое значение прямо сейчас. Мы вот с вами сейчас говорим по телефону и даже не думаем о трубках, они просто делают свою работу, для нас это практическая вещь. А может быть, лет через 20-30 наши дети или внуки будут коллекционировать рекламные фотографии этих телефонов, слушать музыку из нашего времени и очень сильно это все мифологизировать. Когда человек говорит, что ему нравится Средневековье, то ему нравятся дамы, турниры, замки, но не чума и все то плохое, что там было. И это очень интересно, когда предмет переходит из мира вещей в мир идей.

То же самое с наконечником каменным или бронзовым: для человека того времени это была практическая вещь, скажем, наконечник стрелы. Потом, когда он он ее сломал, потерял, выкинул, она пролежала тысячу лет, мы ее нашли, и для нас это артефакт, имеющий такой магический флер. И археология — это поиск этой ушедшей реальности. По-настоящему увлекшись этой романтикой, этим мифом, мы пытаемся разобраться в нем и понять, что было реально, действительно взять оттуда полезное. Поэтому археология интересна.

Сколько зарабатывают профессиональные археологи? 

Это вопрос очень неоднозначный, потому что тут все зависит от множества факторов. Археолог может преподавать в вузе, и здесь его зарплата будет напрямую зависеть от его научного статуса. Понятно, что кандидат, доктор и профессор будут получать по-разному. Это один момент. Несмотря на то что доктора и профессора получают прилично, они все равно получают меньше, чем представители среднего бизнеса, например. 

Есть коммерческая археология. Это археологические конторы, которые занимаются хоздоговорными раскопками. Строит «Газпром» какой-нибудь газопровод и наткнулся на скифские курганы. По закону он не имеет права их разрушать, и вообще по закону перед любой стройкой должна быть археологическая разведка. Археологи, которые работают в таких конторах, в теории сфокусированы на качественном извлечении материала, то есть они не столько сфокусированы на научном изучении чего-либо, сколько на этих процессах. Получают они неплохо, там можно хорошо зарабатывать. 

Что касается научной деятельности: сейчас существует огромное количество научных грантов, для исследований вполне реально находить поддержку. Последние лет 10 это активно продвигается, и с этим, на мой взгляд, ситуация улучшается. Причем гранты могут быть как российскими, так и зарубежными. Например, мы с греческим коллегой сделали большое исследование на средства гранта от Всемирной организации экспериментальной археологии, которая финансируется Евросоюзом. Смежная к археологии сфера (экспериментальная археология — Прим.ред.) вопреки стереотипам может успешно коммерциализироваться, и пример тому — наш «Археос». Мы не сразу к этому пришли, но мы работаем в разных направлениях, создавая археологические реконструкции.

Иван во время археологической реконструкции. Фото: личный архив

Мы проводим уроки для школьников с демонстрацией каких-то артефактов, экскурсии-погружения в древние технологии, организуем исторические фестивали, сотрудничаем с историческими клубами, клубами военно-исторических реконструкций, привлекаем их к своим проектам. Я вообще сам из среды реконструкторов вышел. Разные варианты могут быть — тут поле широкое, каждый может для себя найти свою стезю и даже как-то сбалансировать, потому что большинство все равно все комбинируют: обычно, если человек преподает, он и наукой занимается.

Вы много упоминали «Археос». В начале сентября ваш центр провел уже 4-й фестиваль исторической реконструкции «Пламя Аркаима» в поселении бронзового века. Как вам пришла идея создать свою ассоциацию и совместный фестиваль? 

Я преподавал в нашем Южно-Уральском Университете и всегда хотел создать лабораторию экспериментальной археологии, но для этого же нужны средства. Мы подали на грант, выиграли его в тандеме ЮУрГУ и мы как «Археос». На эти деньги мы сделали лабораторию, которая существует уже третий год. Подобным образом мы реализуем разные научно-популярные, коммерческие и даже благотворительные проекты исключительно из наших ресурсов. Сейчас у нас проект с колесницей, и мы даже задумываемся о краудфандинге, потому что проект будет стоить не меньше 2 млн рублей. Но в основном мы надеемся на себя: пусть не в этом году, но в любом случае сделаем, будем работать, делать свои туристические, музейные проекты, зарабатывать какие-то деньги, копить, и на них делать научные и научно-популярные штуки.

На Западе еще в начале 30-х годов 20 века стали появляться археологические музеи под открытым небом. Как это произошло? Специалисты, которые занимались археологическим экспериментом, поняли, что если ты реконструируешь, например, бронзовый топор, то это тебе посильно сделать одному или с помощью пары студентов. Но если ты хочешь понять комплекс операций — откуда древние люди брали руду, как они ее транспортировали, как переплавляли, как делали формы, как работала мастерская и многие другие вопросы — то нужно привлекать больше людей. Постепенно так формировались целые полигоны и на месте оригинальных памятников: раскопали, например, поселение эпохи неолита, реконструировали его, и там воспроизводят какую-то деятельность. Это как бы живой краеведческий музей региона, куда приводят детский сад, школу, студентов, туристов, и все показывают. Такие парки у нас сейчас только-только развиваются, есть несколько штук, но пока мало. Еще и потому, что прямой государственной поддержки почти нет, а на Западе как-то сразу все это было интегрировано в систему образования и имело большую поддержку. 

Исторические фестивали — это тоже своего рода такое же просветительско-образовательное мероприятие. Только оно не круглогодичное стационарное, а проводится в определенные даты. Обычно цель — познакомить людей с каким-то историческим событием или с историей их края, то есть пригласить местные исторические клубы, которые занимаются местной историей, и все это показать. В нашем случае это было особенно актуально, потому что у нас историческая реконструкция как движение молодое. Оно появилось после распада Советского Союза, и поэтому у людей до сих пор очень большое увлечение мейнстримовыми темами, у которых есть такой яркий культурный стереотип: викинги, рыцари, наполеоновские войны — что-нибудь такое, о чем вы можете прочитать, посмотреть фильм, увлечься и захотеть во все это погрузиться. Из-за этого в Тюмени какой-нибудь фестиваль может называться «Битва кочевников», и там викинги с викингами будут воевать и т. д. Мы в свою очередь решили в нашем регионе этот стереотип изменять и стали связывать наших реконструкторов с нашими археологами. Ребята, которые реконструировали викингов, стали увлекаться тематикой местных раннесредневековых кочевников (предков мадьяр), нашими племенами ираноязычных кочевников саков (азиатские скифы).

Цель нашего фестиваля «Пламя Аркаима» — демонстрация местной истории. Три фестиваля мы провели в формате мультифестиваля, приглашали все эпохи, а с этого года, несмотря на все сложности с коронавирусом, у нас получился самый камерный из всех наших фестивалей про каменный век, тематика для нашей страны очень свежая. Всего есть дюжина людей, кто этим занимается, и все они к нам приехали. Мы пригласили их из Хабаровска, Таганрога (чтобы просто был понятен диапазон участников). Показали нашим жителям, гостям, как в каменном веке жили люди на этой территории. Ребята специально готовились, показывали местную специфику.

То есть фестиваль предназначен прежде всего для обычных людей?

Да, это прежде всего культурно-просветительское мероприятие. На самом деле любопытно, как это влияет на критическое мышление. У нас процветают всякие псевдонаучные штуки, как на РЕН-ТВ: посмотрите, человек же не мог это сделать и т. д. А в Европе этого почти нет, потому что там детей с детского сада возят в такие парки (археологические музеи под открытым небом — Прим.ред.). Они в школе проходят каменный век, палеолит, их отвезли и показали, как орудия делали, как сверлили, как огонь разводили. Бронзовый век проходят — покатали каменный блок по деревянным жердям. После этого человек, естественно, примерно все это представляет и знает, что есть профессионалы, которые могут все объяснить. И он уже не будет вестись на такие бездумные штуки.

Влияет ли ваша работа на повседневную жизнь? Ведь когда изучаешь, как жили люди древности, можно и на современность взглянуть иначе. Есть ли у вас какие-то необычные привычки или ритуалы, связанные с вашей деятельностью?

Конечно, очень сильно. Вот недавно я видел рекламный плакат, где рекламировали какие-то новостройки. На нем было написано: «Город готОв». А я, естественно, прочитал это как «Город гОтов» и минуты две соображал, при чем тут готы.

Из-за того, что я занимаюсь экспериментальной археологией, я все время подмечаю какие-то породы, камни, которые можно расколоть и сделать из них орудия, что-то изготовить. Вот это классное дерево для ручки топора, что-то такое. Это передается и моему сыну. В детском саду он бил щебенки друг об друга и говорил, что сейчас сделает каменное орудие и пойдет охотиться. Наверное, с таким человеком, как я, сложно жить вместе, но это любопытно. В этом смысле мне очень повезло с женой: она работает в заповеднике Аркаим и разделяет все наши занятия и увлечения, еще она походник побольше меня. В этом смысле все меня терпят. 

Иван во время археологической реконструкции. Фото: личный архив

Есть люди домашние, которые любят комфорт и не любят какого-то экстрима. Наверное, им тяжело, когда их куда-то тащит археолог что-нибудь копать. Но для нас немыслимо провести лето дома, надо куда-то обязательно поехать что-то искать, жечь костры, плавить металл и все прочее. Один раз мы прожили полгода в Крымских горах в палатке в экспериментальном лагере. 

Еще я жуткий зануда по моментам, которые касаются истории. Со мной нереально смотреть исторические фильмы. Если я буду есть в ресторане и будет написано, что это ирландское рагу, я буду говорить, что это не так. Я делаю это не со злости, просто на автомате.

Что вы посоветуете начинающим археологам или тем, кто просто интересуется этой наукой? 

Главное, что я хочу посоветовать, — честно сказать себе, насколько тебе это интересно. Археолог — это такая романтическая мечта, как космонавт или гонщик. Если человек одинаково хочет быть и космонавтом, и пожарным, и гонщиком, и археологом, тогда надо сильно подумать, правда ли нужно заниматься археологией. Как я себе это формулирую: я бы этим занимался и просто так, без денег — и действительно были времена, когда я почти ничего этим не зарабатывал. Потому что для меня это смысл моего существования. И, естественно, за деньги я этим занимаюсь с большим удовольствием.

Если человек понимает, что он в любом случае хочет и будет этим заниматься, то обязательно надо идти в археологи. 

Надо понять, что именно нравится. Есть люди, которым наука не интересна, но интересно ездить на раскопки и помогать. Некоторые так проводят отпуск. Для этого высшее образование не нужно. Но если заниматься именно наукой, археологией, то необходимо где-то что-то получать.

Я считаю, что мы сейчас живем в таком глобальном мире, что не принципиально важно, где учиться на археолога. У нас страна очень централизованная и все равно все ресурсы обычно в Москве, но у археологии есть такая специфика, что древние памятники могут фокусироваться в других местах, например, вокруг Новосибирска очень крутая археология. И для археолога это важно — находиться длительное время там, где он работает со своим материалом. Конечно, если получится поступить в столичный вуз на кафедру археологии, будет только плюс, но я подчеркну, что если интересно заниматься локальной спецификой, то местные специалисты — самые лучшие знатоки. 

Самое главное — это не бояться и делать только то, что ты хочешь, и не делать того, что не хочешь. Это всегда правильный выбор. Будут люди, которые скажут, что этим не заработаешь, это какая-то романтика и нереальная для жизни профессия. Не нужно в это верить, нужно просто делать то, что нравится, и обязательно найдется способ этим зарабатывать и достойно жить.

И нужно чувствовать себя счастливым человеком при этом. В этом я убежден: не нужно предавать свои мечты. Такой короткий пример: мой отец очень давно живет за границей, в Испании, и у нас была попытка переезда туда. Я быстро понял, что могу переехать, но там я не смогу заниматься тем, чем занимаюсь, во всяком случае так, как я это делаю здесь. Я буду гораздо счастливее, занимаясь здесь своим делом, чем где бы то ни было занимаясь вынужденно чем-то другим. Если человек такого склада, если он понимает, что это призвание, служение, то надо браться. Не пожалеете! 

Проверьте, что вы узнали:

Какую версию применения первых колесниц не называет Иван Семьян?
Зачем нужна экспериментальная археология?
Почему так важно точно перерисовать находки археологов?
Почему в Европе не так популярны псевдонаучные истории вроде тех, что показывают на Рен-ТВ?


Возможно, вас также заинтересует: