«Я люблю говорить, что зарабатываю деньги в театре»: как устроена профессия театрального куратора

Современность чеховских постановок, театральные гонорары и гендерные проблемы в лагерных медляках

Иван Демидкин. Фото: kosmoscentr.ru

Ваня Демидкин — театральный куратор. Он ездит по стране и читает лекции про искусство, ведет подкаст про современный театр и занимается другими творческими проектами. Недавно он с командой выпустил спектакль «Ракеты взлетают и разбиваются, рассыпаются в воздухе» на сцене центра имени Мейерхольда. Мы поговорили с Ваней о том, каким должен быть классический современный спектакль, почему люди мало интересуются театром и что такое эксперимент в искусстве.

О современной культуре и ее месте в театре

Что сейчас происходит с театром?

— По всей России работает более 600 государственных театров, которые занимаются эксплуатацией одних и тех же тем, текстов, материалов, идей. Это все мне не очень близко, потому что такой театр — рутинное использование ресурсов, людей и времени.

Но ты все же выбрал театр как главную сферу деятельности. Почему? 

Произошло стечение обстоятельств, случайностей и встреч. И то, я бы не сказал, что хочу заниматься театром всю жизнь, просто сейчас мне это интересно. Я начал ходить в театр и изучать его. Как только ты во что-то глубоко погружаешься, начинаешь видеть в этом объем, который снаружи не замечаешь. И этот объем меня увлек. 

Но театр не был моим осознанным выбором.

Театр, который мне интересен, говорит о вещах, свойственных для современной культуры, теории и философии. Это проблемы экологии, критика капитализма и колониализма, вопросы равенства и труда. Театр не существует в вакууме, он — органичная часть современной культуры. Все, что тревожит человечество сейчас, влияет на театр. 

Поэтому нельзя говорить о том, что сегодня происходит со всем театром. Правильнее рассуждать о его типах, которые сосуществуют вместе. Сегодня российский театр находится одновременно в 18 и 23 веках.

— Чем отличаются эти типы? 

— Когда мы говорим о классическом театре, то имеем в виду фантом, потому как никакого классического театра не существует. Он производит ситуации, а ситуации не могут повторяться. Поэтому разговор о таком театре — это галерея стереотипов, типа актеров в исторических костюмах, что к действительности имеет мало отношения. Этого по-прежнему много, но даже чеховские постановки являются современным театром, потому что ставятся они сегодня.

 Как думаешь, многие в России сейчас интересуются театром?

На мой взгляд, современным театром в России сейчас мало интересуются. О нем не так много информации, медийных ресурсов. А те из них, которые есть, специализируются на отдельных вещах, не отражающих всю палитру.

О театральных лекциях, аудитории и заработке

Ты — театральный куратор. Как выглядит твоя работа?

Так получилось, что междисциплинарность затронула все гуманитарное знание за последние десятилетия и повлияла на то, как делается театр. И сегодня он сочетает в себе создание спектаклей, чтение лекций, написание текстов и другие формы коммуникации. Для всего этого требуется человек, этим я и занимаюсь — курирую внутри театра, являюсь посредником между пространством, временем и людьми.

Фото из личного архива Вани Демидкина

Ты ездишь по разным городам и читаешь лекции. Какая у тебя основная аудитория: молодежь или взрослые?

Сложно сделать выборку людей, потому что на моей лекции в Тюмени было 5 человек, в Омске через пару дней пришло целых 40 человек. Я сейчас читал еще и в Москве на Вахтанговском фестивале театральных менеджеров. Там было около 300 человек, и все они были сильно старше меня. Поэтому говорить о какой-то гендерной и возрастной категоризации моей аудитории трудно. 

Это приносит тебе доход? 

Да, конечно. Я зарабатываю только театром, и проекты приносят мне нормальный доход. Но, к сожалению, говорить о деньгах в российском театре до сих пор многим кажется стыдным. Из-за такой непрозрачности и начинается эксплуатация человеческого труда, а люди выполняют много бесплатной работы. Поэтому я даже люблю транслировать, что зарабатываю деньги в театре, чтобы снять с этой области ореол сокровенности и тайны.

Сколько ты получаешь за лекцию?

Чаще всего мой гонорар варьируется от 15 до 25 тысяч рублей. Цена каждый раз устанавливается, исходя из предложенных условий. Иногда я иду на уступки, если понимаю, что у принимающей стороны нет возможности много заплатить, но интересы публики совпадают с темой моей лекции. Тогда могу прочитать и за 5 тысяч рублей. Но вообще от 15 тысяч и выше.

В одной из своих лекций ты упоминал термин «партиципаторные практики». Что это такое?

Это художественный процесс, основной инструмент которого — это непосредственное соучастие людей в производстве конкретной работы. Партиципаторные практики — это определенный тип театра, в котором зритель не пассивно наблюдает за действием, а становится его участником. Рекомендую почитать про него текст «Выйди и зайди нормально» исследовательницы современного театра Алисы Балабекян.

Об экспериментальном спектакле и участии зрителей в постановке 

Кроме кураторства ты еще занимаешься и режиссурой. Как ты ставишь спектакли?

Вообще я не идентифицирую себя как режиссера. Создание спектаклей — это не основная моя деятельность. Все мои выходы в область театральной практики — это собственный запрос на решение конкретных художественных задач. То есть я не занимаюсь театром как постоянной работой, а лишь эпизодически создаю спектакли.

У меня есть только один репертуарный спектакль, который идет в государственном театре. Остальные постановки или перформансы я делал разово для фестивалей или конкретных событий. Поэтому расскажу о репертуарном спектакле, который идет в Московском театрально-культурном центре имени Мейерхольда. Он называется «Ракеты взлетают и разбиваются рассыпаются в воздухе», ближайший показ которого будет 14 июля. Мы работали над этим спектаклем вместе с Элиной Лебедзе, Артемом Томиловым, Денисом Протопоповым и большой командой участников.

Фото со спектакля Вани «Ракеты взлетают и разбиваются, рассыпаются в воздухе» / afisha.ru

О чем эта постановка?

Мы формулируем идею так: это спектакль про связи всего со всем. В его основе лежат три пьесы, которые мы написали с командой. Каждая из них имеет свою историю, героев и форму. Каждую пьесу мы разделили на кусочки. И для сцены взяли только 70% от всего материала, то есть каждый показ нашего спектакля это новая последовательность элементов, где 30% изначально поставленного спектакля не играется. Чтобы увидеть все, надо пересматривать спектакль несколько раз.

Есть распространенная мысль, что каждый показ любого спектакля является уникальным, ведь исполнители не могут сыграть одинаково дважды. Мы используем это как формальный принцип спектакля. Зрители в калейдоскопическом ключе соединяют эти части между собой и пытаются уловить связи. Поэтому мы и говорим, что наш спектакль о связи всего со всем, где зритель участвует на уровне когнитивного подключения и ищет связующие нарративы. Это и является для нас ключевой идеей. А коллажная форма спектакля – лишь инструмент для достижения этой идеи.

В театральном пространстве появилось понятие «экспериментальный спектакль». Что  это такое?

Когда мы говорим слово эксперимент, то оказываемся в пространстве научной метафоры, ведь это слово пришло в театр из науки: у нас есть гипотеза, и мы проверяем ее на практике путем экспериментов.

Приведу пример того, что делаю сам. В июле в Петербурге будет проходить фестиваль «Точка доступа», для которого мы с Артемом Томиловым делаем проект «Необъяснимо прекрасно». Проект заключается в реэнактменте, то есть в востановлении и адаптации к сегодняшнему дню перформансов прошлого. Мы как кураторы собрали пул работ, которые разбросаны в историческом, эстетическом, социальном и географическом планах, и смотрим, как эти вещи работают сегодня. У этого проекта не может быть заранее продуманного итога: мы делаем эти работы, чтобы увидеть их результат.

Тяжело ставить экспериментальный спектакль?

Тяжело задавать вопросы, а не просто эксплуатировать привычные принципы создания театра, которые были уже сформированы.

Фото из личного архива Вани Демидкина

В чем разница между перформансом и театром?

Театр и перформанс — это разные направления в искусстве. Первое отличие между ними в том, что театр появился давно, а перформанс как направление стал институциональным в середине 20-го века, то есть они имеют разный исторический путь. Театр — это территория репрезентации чего-либо, где есть зазор между человеком, который стоит на сцене, и тем, кого он исполняет. Наблюдение за этим зазором отчасти и становится впечатлением зрителя.

А перформанс — это территория презентации. В свое время он появился как необходимость в неповторимом и неуловимом искусстве, которое невозможно коммерциализировать. В нем художник предстает как конкретное человеческое тело, поэтому аналогичного театру зазора перформанс не предполагает.

Например, в перформансе «Вальс» художница Елена Ковылина выбирает зрителя из толпы, танцует с ним вальсовый круг, выпивает стопку водки, а затем прикалывает на грудь советскую военную награду времен Второй мировой войны. И так по кругу до тех пор, пока из-за опьянения художница больше не сможет повторять свои действия. В этом перформансе физическое состояние Ковылиной и становится тем, за чем наблюдает зритель.

О собственном подкасте и его темах

В своем фейсбуке ты написал, что собираешься делать проект про лагерные медляки. О чем он будет?

— Зимой я написал у себя в ФБ иронический пост, что-то вроде: «Сейчас бы танцевать медляки на лагерной дискотеке», а мой коллега и друг Роман Хузин ответил в комментариях, что про это надо делать подкаст. Мне понравилась идея, я сделал опенкол (открытый запрос — Прим.ред.) на истории людей, и узнал, как проходили их лагерные медляки. Сейчас я доделываю проект, всего у меня около 180 историй.

Это забавная вещь. Казалось бы, лагерные медляки не обладают большим потоком информации, но при прослушивании всех историй, я понял, что это проекция взрослого мира, в котором реализуется то, о чем мы сейчас говорим. Это микромодель макромира, с помощью которой можно рассмотреть, как сегодня устроено общество, зачем нужно равноправие и согласие, как на нас влияют гендерные стереотипы. Надеюсь, подкаст выйдет этим летом.

Фото из личного архива Вани Демидкина

Расскажи про свой подкаст «Против театра». Какие темы обсуждаешь с гостями?

— Это подкаст о современном театре, которого нет. То есть, о театре, который находится вне культурного мейнстрима, объектива СМИ и театральных критиков. Например в выпуске с художником Юрием Сорокиным мы говорили об экологии в театре и как сделать театр экологичным. Есть разговоры про преодоление антропоцентризма, про феминизм, гендерные исследования, перформативные практики. Про темы, которые в современной культуре сейчас глобально задаются, но в театре остаются на периферии.

Посоветуй российских театральных деятелей, за которыми стоит следить?

— Могу посоветовать всех, кто были гостями моего подкаста «Против театра»: это Сергей Чехов, Кристина Матвиенко, Ада Мухина, Юрий Сорокин, Елена Ковальская, Мария Слоева, Наталья Зайцева, Илья Мощицкий и другие. Также могу назвать художниц Элину Куликову и Полину Кардымон, театральную компанию «немхат» в Перми.

Каких театральных критиков стоит читать, чтобы больше разбираться в театре?

— Я бы порекомендовал читать не критиков, а телеграм-каналы людей, которые на практике занимаются театром: это каналы Ольги Таракановой, Виктора Вилисова, Артема Томилова, собственно мой канал, Дарьи Вернер, Анны Козониной. Также рекомендую читать журналы, типа «Крапивы» — там часто появляются хорошие тексты про театр и перформанс.

Редактор: Екатерина Самохвалова

Проверьте, что вы узнали:

Чем занимается театральный куратор?
Что такое партиципаторные практики в театре?
Чем отличаются театр и перформанс?
А что значит реэнактмент?


Возможно, вас еще заинтересует: