«На момент увольнения я остался должен 720 тысяч рублей»: офицер об уходе из армии и жизни после нее

«Ты же понимаешь, мы — люди военные, у нас все по команде»

— Почему ты решил стать офицером?

— Я вырос в семье военных, но никогда не думал, что тоже пойду служить. После школы я хотел связать свою жизнь с инженерией и подал документы в гражданские вузы на энергетические направления. Когда я поступал, отец сказал мне, что в военном вузе тоже преподают инженерию. Я задумался: раз в моей семье все военные, почему бы и нет? И поступил в военную академию. Тогда я вообще не представлял, что из себя представляет армия.

— Что такое произошло, что ты захотел уволиться?

— Где-то на третьем курсе я начал замечать, что мне не особо интересна армия. А на выпускной стажировке в ракетной дивизии в Йошкар-Оле мы с однокурсниками увидели, чем и как на самом деле живут офицеры, что они делают на службе. И это, во-первых, было совсем не то, что нам обещали в академии. А во-вторых, мне не нравились условия службы. Я никогда не считал себя глупым и понимал, что, работая головой на гражданке, я смогу зарабатывать гораздо больше и жить в лучших условиях, чем в армии. Я уволился и стал веб-дизайнером.

— Расскажи, как проходило твое увольнение?

— Спустя неделю после службы по месту распределения у меня был первый намеренный невыход на службу. Тогда мне позвонило начальство, а я честно ответил, что не приеду. Потом я написал своему командиру, что собираюсь увольняться, и что меня можно не ждать в части. Сначала они подняли бучу, мол, мы сейчас с военной полицией приедем тебя искать. Мне продолжали угрожать, я реагировал на это спокойно. 

На службу я ходил раз в десять дней. В армии есть такое правило: если ты десять дней не появляешься в части, то это уже уголовка. По факту мне просто делали выговоры, но зарплату я продолжал получать — ее перестают платить, только если тебя уже уволили. Мне говорили: «Что тебя не устраивает? На работу не ходишь, а зарплату получаешь, вот и послужи так весь контракт, пять лет, заработай денег и спокойно уходи». Но мне это было неинтересно. К тому времени я уже работал дизайнером удаленно. 

Я незаконно получал зарплату на гражданке (военнослужащим запрещено иметь дополнительный заработок, только если это не научная, творческая или педагогическая деятельность. — Прим. ред.). Чтобы ускорить процесс увольнения, я сам на себя носил заявления в прокуратуру. У меня было открыто ИП, я делал выписки со счета, доказывал, что это регулярные переводы, что у меня есть договоры с клиентами.

Высшая прокуратура РВСН (ракетных войск стратегического назначения — Прим. ред.) прекрасно понимала, зачем мы это все делаем: чтобы уволиться. В то время от командующего войсками действовал приказ не увольнять лейтенантов, и поэтому военная прокуратура просто закрывала глаза на все нарушения с моей стороны. Я писал письма в вышестоящие военные инстанции, но мне приходили ответы, что оснований для досрочного увольнения у меня нет. Хотя в прокуратуре в это время лежало заявление, которое я сам на себя подал.

Егор Гламбоцкий в парадной форме. Фото из личного архива 

Обычно военнослужащие боятся прокуратуры, а у меня все было наоборот: когда я шел туда, понимал, что мне нужно будет пообщаться с прокурором, принести какие-то бумаги. В прокуратуру я ходил, конечно, не как на работу или на чаепитие, но это стало для меня привычным — я там бывал регулярно. Кроме этого, я писал в Администрацию президента, ездил в Москву в Генпрокуратуру — стучался, куда только мог. В АП ответили, что передали дело в Минобороны, а те — что передали в РВСН. В РВСН, конечно, все давно об этом знали и ничего не делали. В Генпрокуратуре же мне почти прямым текстом сказала сотрудница: «Ты же понимаешь, мы — люди военные, у нас все по команде. Я заведу разбирательство по поводу того, что ты изложил, но это разбирательство снова спустится в прокуратуру РВСН, а там и так про тебя знают». Получался замкнутый круг: всем наплевать, что ты там делаешь.

Все закрутилось чуть позже. Я увольнялся одновременно со своим другом лейтенантом Виктором Дейем. Мы с ним в академии были соседями по комнате, оба еще курсантами начали работать на гражданке. Он тогда работал в рекламе и коммуникациях, и у него был контакт Ильи Шепелина, ведущего Fake News на «Дожде». Мы написали ему, рассказали про свои проблемы, и тот ответил, что передаст нашу историю журналистам. Так на нас вышла «Новая газета», и после этого нам писал «Дождь» и другие СМИ. Мы общались с Александрой Джорджевич, и она нам очень сильно помогла, за что ей огромное спасибо. Даже после вышедшей статьи она продолжала оставаться на связи, можно даже сказать, курировала нас, давала контакты юристов.

На следующий день после того, как вышла статья на «Новой газете», у нас было общее построение дивизии. Я прихожу на плац и слышу, как мой замполит разговаривает об этом с командиром полка. Они говорили, мол, да пошло оно все, лучше пусть им прилетит от руководства РВСН и меня уволят, чем в дивизию приедет проверка из Минобороны. И после этого все задвигалось.

Наконец в феврале 2020 года на меня пришел приказ об увольнении. Было много мороки с документами и имуществом, которые мне нужно было сдать, чтобы подтвердить, что за мной нет никаких долгов. Но в течение недели я все это сделал и спокойно уехал в Москву, где сейчас живу и работаю.

О долге Минобороны, поддержке сослуживцев и комментариях в интернете

— В армии особые условия для увольнения, и если у военнослужащего все же получается разорвать контракт по своему желанию, то ему нужно выплатить долг Минобороны. Расскажи об этом подробнее: из чего складывается долг, насколько большая сумма вышла у тебя, как ее нужно выплачивать?

— Долг складывается из расходов Минобороны на твое обучение, и каждый год учебы оценивается в какую-то сумму. Это, например, расходы на зарплаты преподавателей, на электричество, которое работает, пока ты сидишь в аудиториях, — в общем, на все, что было потрачено на жизнь и учебу. Перед поступлением нашего курса академия закупила тренажеры по нашей кафедре: распределительные устройства, трансформаторы. Это тоже учитывалось.

Если бы меня уволили прямо сразу после выпуска, то долг был бы чуть больше 800 тыс. руб. Эта сумма постепенно списывается по мере истечения контракта. Поскольку я увольнялся полгода и все это время числился в армии, мой долг за это время немного уменьшился. 

На момент увольнения я остался должен государству 720 тыс. руб.

Дальше, после увольнения, ты просто получаешь бумагу из части о том, что нужно выплатить эту сумму единоразово. Если ты не выплачиваешь сразу, то часть подает на тебя в суд. Но в суде не дураки, и обычно там понимают, что таким деньгам неоткуда взяться сразу. Поэтому тебе выписывают постановление, чтобы ты делал выплаты частями.

У меня с долгом отдельная история. На моем курсе была огромная проволока с документами. Наш курс был вторым набором курсантов в ВА РВСН. До этого по приказу Сердюкова (Анатолий Сердюков, министр обороны 2007-2012 гг. — Прим. ред.) академия временно не готовила офицеров. И, когда я подписывал контракт, эта сумма не была утверждена: подписывал я в 2015 году, а сумму утвердили в 2016 году. 

Я продолжаю судиться с Минобороны по поводу того, что эти контракты вообще не имеют юридической силы. К сожалению, пока что все идет не очень хорошо. Судья считает, что раз уж я при увольнении знал, что я буду платить, то мне должно быть неважно, какая там сумма была бы указана. Причем я платить согласен, я не согласен с числами: сумма должна считаться по одному приказу, а рассчитана совсем по другому. В общем, в бумагах куча несостыковок из-за безалаберного отношения к этому со стороны академии.

— Часто во время увольнения военнослужащим угрожает начальство, звонит их родственникам и всячески давит на них. Как отреагировало твое руководство, когда ты написал рапорт об увольнении? 

— Высшее руководство относилось супернегативно. У них снаряд в голове, с ними не было толку разговаривать. Все, что они делали, — орали на меня и угрожали посадить. Местное руководство же было адекватнее. Когда я впервые к ним приехал после моих слов об увольнении, они у меня спросили: «Есть ли смысл тебя отговаривать?» Я ответил что-то типа: «Нет, у меня уже есть другая работа на гражданке, у меня все окей, я ухожу из армии не на пустое место». Они отреагировали спокойно, и  мы начали решать, что делать дальше. Я объяснил, что в рабочую неделю не смогу появляться на службе: мне нужно было быть на связи по моей дизайнерской работе — я готов приходить в часть по выходным. Я предложил даже в эти дни ходить в наряды и караулы, чтобы начальство смогло разгрузить других людей в выходные. И они согласились.

— Были ли среди военнослужащих те, кто, наоборот, тебя поддерживали? 

— Командир полка хоть и не поддерживал, но понимал меня. Он говорил: «Мне невыгодно тебя держать, потому что ты на службу не ходишь и свои обязанности выполняешь раз в неделю». Мы с ним были заложники обстоятельств. Мои сослуживцы тоже понимали, что работу им придется делать за меня, но, с другой стороны, в лицо они мне никогда не высказывали негатива. Они наоборот считали, что если я точно решил, что армия — это не мое, то все делаю правильно, не надо сидеть и терпеть — надо брать и увольняться.

Егор Гламбоцкий с родителями. Фото из личного архива

— Что говорили близкие, когда ты рассказал им про увольнение?

— В моей семье династия военных, поэтому все было сложно. Отец до последнего упирался. Нет, он мне не говорил: «Ну, куда ты собрался? Не смей увольняться!» Просто он сказал, что мне уже не 15 лет, что я уже сам могу решать, но нужно помнить, что ответственность за последствия лежит только на мне. Несмотря на это, я понимал, что ему не нравится вся история с моим увольнением. Спокойно относиться к этому он начал, когда понял, что я стою на ногах: что у меня есть работа, что я не только не нуждаюсь в какой-то помощи, но и сам начал помогать родителям финансово.

Мама относилась примерно так же, но ей вдобавок бывшие сослуживцы напели, что меня обязательно посадят, что это уголовное дело. Она, конечно, нервничала, плакала, все меня пыталась отговорить. Я реагировал спокойно, объяснял, что у меня все в порядке, что у меня есть юрист, что я подхожу к этому грамотно, а не импульсивно. В итоге мама успокоилась. Сейчас, конечно, родители все приняли, они видят, что я доволен, что на увольнении из армии моя жизнь не закончилась. 

— Твое увольнение освещалось в медиа, и часто под видео и постами по этой теме встречаются недовольные комментарии вроде: «Ты же знал, на что шел, когда поступал». Как ты думаешь, почему они так пишут?

— Я уверен, что так пишут люди, которые не знают эту структуру. А еще они не знают о возможностях на гражданке, которые ты можешь достичь, приложив усилия. С их стороны это выглядит так, будто я такой плохой и неблагодарный, меня обучили, а я от этого всего отказался. Но с моей стороны все иначе: я просто увидел новые возможности, которые, как я и предполагал, оказались для меня наиболее комфортными. И сейчас я тоже приношу пользу, только теперь не армии, а своему работодателю. 

«На гражданке всем пофиг, какой у тебя бэкграунд»

— Ты уже больше года не служишь в армии. Какие у тебя были чувства после увольнения и отличается ли армейская жизнь от гражданской?

— Перестаиваться было непривычно. Когда я впервые пришел на гражданскую работу, на месте не было арт-директора, и некому было поставить мне задачу. Я привык, что если, например, мне надо быть где-то в 10 утра, то в 9:40 я уже на месте. Время — 10 часов. Я тогда подошел к другому дизайнеру, говорю: «Слушай, когда там арт-директор будет? Мне задачи не нарезали». Мне ответили что-то типа: «Да не парься, он только часам к 12 подтянется». И потом ты постепенно привыкаешь к такому размеренному темпу жизни.

В армии многие вещи делаются просто потому, что так надо, хотя никто не видит в них смысла.

То, что раньше всегда взрывало мне голову и про что сейчас я понимаю, что это нормально, — это мое время в офисе. Я мог быть там 5 минут в день, мог вообще не появляться. Делаешь работу хорошо, не факапишь дедлайны? Все, к тебе вообще нет вопросов. В полку, если мы закончили работы, но у нас отъезд назначен на шесть часов, мы будем до шести вечера просто так сидеть, потому что положено уехать именно в это время и сделать этого раньше мы не можем. Потом ты понимаешь, что вот это закручивание гаек только мешает людям спокойно жить и работать.

— Сейчас ты занимаешься веб-дизайном. Почему ты выбрал именно эту сферу для своего развития?

— С того момента, как я понял, что хочу уволиться, много чего пробовал, еще учась в академии. Я даже был пиар-менеджером у какого-то боксера. У меня в этом не было никакого опыта, и мне сказали: «Давай мы тебе две недели оплатим и расстанемся полюбовно». Программированием пробовал заниматься, копирайтингом и потом наткнулся на дизайн. Мне это понравилось: посмотрел на Ютубе, что и как, потом начал курсы проходить, работать и в этой теме завис.

У меня был период, когда я работал в агентстве по производству цифровых продуктов. И я тогда понял, что это не мое, поработал полгода и ушел. Слава богу, что в гражданской организации все в тысячу раз проще, чем в военной, не пришлось полгода ждать, пока меня уволят. Мне кажется, у меня появился новый подход к жизни, когда я увольнялся: если тебе не нравится, не надо жаловаться — просто возьми и уйди, займись чем-то другим. Понятно, что не всегда это легко, но почему бы не попробовать. На четвертом курсе я параллельно начал учиться на курсах по дизайну, а на 5 курсе академии начал работать в этой сфере. 

— Есть мнение, что после военной службы устроиться на гражданскую работу очень сложно. Были ли у тебя подобные трудности?

— Нет, вообще нет. На гражданке всем по фиг, какой у тебя бэкграунд и что ты был военным. В армии — наоборот сначала смотрят на какую-то рекомендацию, от кого ты там пришел. На гражданке, конечно, тоже, но здесь в первую очередь тебе дают тестовое и смотрят, как ты его сделал. Кроме твоих навыков, больше ничего никого не волнует.

Я общался с преподавателем курса, и прямым текстом ему написал, что планирую увольняться из армии и работать в дизайне. Я попросил его сказать, что мне нужно подтянуть, чтобы меня взяли на работу. Потом мы уехали на стажировку в ракетную дивизию в Йошкар-Олу на полтора месяца, там я все пробелы доработал. После этого мне дали тестовое задание, прошло собеседование, и меня позвали на работу. Сначала я поработал в Invitro продуктовым дизайнером, а после меня пригласили в «Ситимобил», там я стал дизайнером коммуникаций. И потом я получал приглашения уже от других компаний. В общем, с работой проблем не было.

Егор Гламбоцкий и его бывшие сослуживцы. Фото из личного архива

— Какие у тебя карьерные планы?

— Я планирую развиваться в графике, сейчас начал взаимодействовать с одним продакшеном. У них есть идеи на несколько крутых проектов, и меня вроде как собираются к этому подключать. Я хочу там задержаться, поработать и, если мне это понравится, — уже с прицелом куда-то на арт-дирекшн и супервайзинг. Свою карьеру я могу назвать скорее успешной, чем нет. 

Об армейских привычках и поиске нового пути

— Замечал ли ты после увольнения в своем мышлении или поведении отголоски армии? Может быть, остались какие-то привычки?

— Да, замечаю до сих пор. В 7 утра я уже просыпаюсь и не могу себе места найти. Вдобавок мой рабочий компьютер стоит в спальне. Я живу с девушкой, и каждый раз, когда я рано утром сажусь работать, ей приходится уходить в другую комнату, потому что она понимает, что она здесь она спать не может, но и я при этом не могу больше просто лежать в кровати. 

Еще привык, что дома должен быть порядок: ты все должен убрать, все разложить по полкам. Некоторые привычки на самом деле полезные.

— Что посоветуешь военнослужащим, которые хотят уволиться из армии?

 — Если у человека есть дело, которым он может заработать деньги, и при этом его от этого не вырвет, то можно смело идти, класть рапорт на стол, ничего не бояться и увольняться. Если такого дела нет, то ни в коем случае не надо прыгать в пустоту. Сейчас миллион образовательных курсов, некоторые из них слиты в интернет, у основных образовательных школ есть курсы по подбору профессий. Вы собираетесь пять лет тратить на армию — потратьте лучше полгода на обучение, отучитесь спокойно. Ноутбук, интернет — и ты уже в системе. А потом, после курсов, точно так же кладете рапорт на стол и идете работать на гражданке.

— А что делать, если руководство при увольнении начинает угрожать, звонить родственникам?

— Да, тем, кто собирается уволиться, угрожают. Это обыденная история. Моим родителям тоже звонили. Бояться этого не стоит. Родственники наверняка знают человека, который собирается увольняться, лучше, чем его знает руководство. Моему отцу звонил еще замполит из академии, когда я пытался отчислиться. И он тоже начал лечить: вот, мол, вы знаете, ваш сын подавал надежды, а теперь он себя так плохо ведет, хочет уволиться. На это мой отец ему сказал: «Я вам пять лет назад отдал человека, который горел желанием стать офицером, а сейчас его тошнит от армии, и он ничего про нее не хочет слышать. Все, кто взаимодействовали с ним в этой сфере, — это вы, поэтому это исключительно ваша вина».

Если вы сможете доказать вашим родственникам, что это ваш новый путь, то они должны поддержать. А если родственники не понимают, что вы должны заниматься тем, что вы любите, то, возможно, их можно просто не слушать. Да, они по-своему боятся. Мои родители тоже боялись, но этот страх отпадает, когда они видят, что у вас все хорошо.

Редакторы: Екатерина Самохвалова, Таисия Орлова

Проверьте, что вы узнали:

Time is Up!

Возможно, вас еще заинтересует: