Этот парень расписал весь Питер. Уличный художник Базелевс и его тексты-граффити
Чертежи старых зданий, страх перед политикой и правильные рисунки на стенах Эрмитажа
Вася Базелевс – уличный художник из Санкт-Петербурга. Он оставляет фразы на стеклах рекламных стендов города, делает чертежи по документам из архивов и считает бумагу неудачным посредником между словом и стеной. Мы поговорили с Базелевсом о видах уличного искусства, правильных местах для рисунка и подтексте его работ.
О текстах, работе поваром и первом плакате
— В одном интервью ты говорил, что пишешь на стенах, потому что они не откажут в публикации. Получается, твоя цель не столько в рисунке или каллиграфии, тебе бы хотелось располагать именно большие тексты на стенах?
— Иногда хочу найти какую-нибудь красивую стену и бахнуть во всю ее ширину большой текст. С каждой своей текстовой работой я подолгу сижу, трачу на нее много времени и сил, но меня все равно больше знают по рисункам. Это понятно: они проще воспринимаются, чем текст, в который нужно вчитываться, вникать. Но все же, хочу, чтобы побольше людей меня именно читало. В тексты я вкладываю гораздо больше, чем в рисунки. Было бы клево, если бы меня запомнили как писателя.
— Твое основное образование связано с текстами?
— Да, я учился в СПБГУ, окончил журфак. Но все годы учебы понимал, что журналиста из меня не выйдет, и после выпуска пошел работать поваром. Я всегда любил готовить, и у меня неплохо получалось — проработал на кухне три года, даже метил в шеф-повара. Но пришлось уйти из-за травмы тазобедренного сустава — мне нельзя стоять 13 часов у плиты.
— Как ты занялся уличным искусством и создал свою первую работу?
— Первой осмысленной работой был плакат, который, на удивление, висит до сих пор. Это было в начале 2019 года. Он получился ужасным. Не знаю, зачем я его сделал таким. Мы с другом тогда снимали квартиру на Лиговском, 212. Там в арке я и оставил этот плакат, на котором написал рассказ об этом доме. Даже не о доме, а о горячей воде в нем, о нашей ванне, и о чем-то еще. Текст назывался «Горячен воден». Он до сих пор там, его можно почитать.
— А как ты относишься к тому, что твою работу могут уничтожить?
— Я всегда к этому готов, но за плакаты обиднее всего. Разместить на стене большой текст довольно проблематично, и плакат становится единственной возможностью это сделать. Это моя главная проблема. Если бы у меня была возможность очень быстро наносить краску и прямо печатать на стенах, то я бы обязательно ею воспользовался. Можно делать это с помощью трафаретов, но их я вырезать не люблю. Прошлый свой трафарет, тот что с Хармсом, я делал 12 часов.
Работа Базелевса с рассказом Хармса
А в плакатах меня раздражает то, что между буквой и стеной есть медиум — вот эта бумага. Сейчас я вообще их не делаю, последний плакат был в ноябре или декабре.
«Питер богат на упадок и разложение. Я люблю такую эстетику»
— Как ты определяешь разницу между граффити и стрит-артом?
— Граффити — это шрифтовые композиции, которые не несут особой информации для обывателя: для него это шум. Их читают и понимают только те, кто состоит в тусовке и сам их рисует. Граффити создают для людей, которые понимают, сколько времени могло занять рисование и когда скорее всего было сделано. Помимо этого оценивается и сложность самого рисунка.
Граффити — это эгоизм, это захват территории. Приматы помечали территорию испражнениями, а люди — банками с краской.
— Почти как делала банда с Гроув-стрит из GTA SA?
— Да-да. Не знаю, есть ли в самом городе такое, но на железнодорожных путях команды часто делят местности. Насколько мне известно, у нас в России не было группировок, метящих территорию своими рисунками. Знаю, что в Латинской Америке 70-х годов это было очень популярно. И в Южной, и в Северной.
— А как ты объясняешь, что такое стрит-арт?
— Если граффити — это эгоизм, то стрит-арт — это альтруизм. У Максима Има была хорошая работа на эту тему, текст: «Граффити — это когда твои пацаны поняли, а остальные не поняли. Стрит арт — это когда все поняли, а твои пацаны вообще не поняли».
Работа Максима Има
Вот, собственно: емкая формулировка и одно из определений граффити и стрит-арта. Я люблю называть это эгоизмом и альтруизмом. Сам занимаюсь и тем, и другим, чем начал раньше — не помню. Меня больше привлекал стрит-арт: трафареты, надписи какие-то и все такое, а в граффити я начал вливаться со временем. Я не особо хорошо рисую, но все равно что-то делаю: придумал свой шрифт и, в общем, доволен собой.
— А как ты придумал шрифт?
Я придумал его случайно. Сидел себе, черкал в записной книжке, и зарядил шрифт: прописной, низкий и длинный — каким скучающий дежурный врач составляет направление к хирургу очередному доходяге с очевидным каким-нибудь диагнозом. И, в общем, получилось. Добавил объема, залил черным. Гляжу — а вроде бы и не совсем дурно.
Пример шрифта Базелевса
Свой шрифт я называю вязью. Не путайте с русской вязью, я про арабскую. Идея у него простая: в две непрерывные линии сделать контура (а при желании вообще в одну), залить черным, поставить точку — готово.
— В стрит-арте есть такое явление, как «тэг» (повторяющиеся, знаковые надписи, символ художника — Прим. ред.). Какие разновидности есть у тэга и в чем его особенность?
— Как сказал один мой знакомый художник: «Тэггинг — это эстетическое упражнение». И ведь хорошая фраза. Тэгом можно назвать и граффити, и вообще все что угодно. Я думаю, что это маленькие штучки, типа подписей. Тэг, по моему мнению, не должен занимать больше 5-6 секунд, но вообще у него нет ни ограничений, ни разновидностей. Будь это тэг твоего имени, рожица, керик (от слова character — персонаж) — везде важна техника, скорость. Это некое соревнование: насколько быстро и хорошо ты нарисуешь. Кто-то вообще рисует просто точки.
— А ты используешь тэг?
— У меня есть два тэга: Вадик (рожица) и грамматическая схемка. Замес простой: само слово я не пишу, но имею его в виду, а зритель сам волен его подобрать. Я, честно говоря, постоянно рассчитываю, что кто-нибудь из художников что-нибудь туда впишет.
Тэг Базелевса «Вадик»
Тэг Базелевса «Схемка»
— Каково это — быть уличным художником в Петербурге? Есть ли у города свои особенности, располагающие к стрит-арту?
— Я не так давно увлекаюсь стрит-артом, да и сам мало где бывал, могу разве что с Москвой сравнить. В столицу я ездил месяц назад, хотел пофоткать дома, чтобы потом сделать чертежи. Перед поездкой я поспрашивал друзей, действующих московских художников, о спотах, которые можно было бы снять. И, к моему удивлению и сожалению, они назвали два-три одинаковых адреса, которые были мне давно известны. В Москве стены совершенно чистые, и баффают (to buff — закрашивать — Прим. ред.) криминально быстро. Ты вечером рисуешь кусок, с утра приходишь его сфотографировать — а он уже закрашен. Изначально я подготовил для Москвы семь фразочек для рекламных стендов на каждый день. И ни одной не оставил, мне вообще там не хотелось писать. В Питере я привык писать в самом центре, а в Москве сразу видно, что лучше мне этого не делать. Страшно.
— То есть Петербург дает жизнь уличным художникам?
— Да, в Питере всё это поживее. Я недавно нашел возле Смольного стену дома, а на ней — кусок граффити 2015 года.
Петербург хорош своими дворами, любой поклонник города может это отметить. Этот город — большая возможность для художника. Я скорее стану рисовать на доме, близком к упадку, чем на новой поверхности. Хотя, скажу честно, испытываю удовольствие, когда по чистенькой, по свежевыкрашенной стене что-нибудь рисую. Но скорее всего буду рисовать в каком-то таком месте… как в «Трещинах» Максима Има. Есть у него такая документалка, и он в ней говорит: «Мы рисуем там, где город даёт трещину». Появилась трещина — и оттуда поползло. Все просто.
Питер богат на упадок и разложение. Я люблю такую эстетику. И чертежи, которые я делаю — это заброшенные, раздолбанные дома. Меня не только граффити привлекают, но и все эти кракелюры, трещинки, разбитые фасады, копченые стены, выбитые окна… Я люблю вещи с историей, такую красоту, ставшую рухлядью. Что-то в этом есть.
О чертежах и боязни политических контекстов
— Кстати, о чертежах. В чем их цель? Это попытка увековечить рисунки, на случай, если их уничтожат?
— Чертежи — это документация происходящего на стенах в наиболее выгодной форме. На них рассматривать граффити интересней, чем перебирать три тысячи фотографий или пролистывать целый дом в карусели Инстаграма. Совсем не так воспринимается. На чертеже ты сразу видишь фасад, дом целиком, можешь оценить его размеры, состояние окон и стен.
Изначально я задумывал серию текстов про заброшенные дома. Начал со старого дома на углу улицы Тюшина и Боровой 24/34. Сейчас он, кстати, на реставрации, а я успел его сфотографировать и нарисовать чертеж — клево, что он больше не будет таким, каким я его запечатлел. Это первый дом, с которым такое случилось.
Я уже говорил, но меня не только граффити привлекают. Недавно сделал себе несколько снимков домов, на которых рисунков нет, просто стены любопытные — с потертостями, с трещинками.
Чертежи Базелевса
— А как ты создаешь чертежи?
— Сначала я делаю фотографии дома. Потом правлю перспективу и свожу их в одно изображение так, чтобы оно получилось плоским. Совмещая все эти фотографии, я ориентируюсь на чертежи, которые нахожу в архиве, в оцифрованном формате. Я уже избалованный в этом плане: все делаю с компа, информацию о доме нахожу в интернете. Благодаря найденным чертежам я понимаю, каких размеров, например, должно быть окно, когда я правлю перспективу. Поверх него я накладываю все эти фотографии так, чтобы дом получился с правильными пропорциями. В итоге, из обработанных и исправленных исходников выходит почти коллаж.
Кстати, в Московских архивах нет оцифрованных документов. Российские Государственные архивы тоже недоступны онлайн. А в Питере оцифровано почти все, чему я очень рад. Мне приходится тратить много денег и времени на архивы, я никогда не покупаю доступ надолго, обычно беру на один день. И в итоге покупаю каждый день! Я просто не уверен, что буду целую неделю там сидеть, если возьму большой доступ. Да и цена то — 77 рублей. Небольшие деньги за такое удовольствие.
— Какими инструментами ты пользуешься для создания рисунков?
— Банка черного Артона со стандартным кэпом (Arton — аэрозольная краска — Прим. ред.). Есть Монтана — она из дорогих, но с сильным давлением, мне такой писать неудобно: граффити у меня уточненные, со всякими хвостиками, здесь Монтана совсем не годится. Я пробовал разную краску и все-таки пришел к Артону — у него на черном цвете стандартный кэп и можно контролировать силу распыления. Кэп — это колпачок такой на банке с краской, он регулирует ее подачу и форму. Еще мелом пишу.
— Какой контекст несут твои рисунки? Они относятся к политике, культуре или происходящему в стране?
— В политику я стараюсь не лезть, но иногда что-то такое проскакивает. Не хочу, чтобы меня воспринимали политически.
Изначально я не закладываю политический контекст, но знаю, что люди могут увидеть и додумать что-то такое.
Была со мной такая история: по одну и по другую сторону Московского проспекта стояли два рекламных стенда. На одном я написал какую-то свою чушь несущественную, а на другом цитату со слов Владимира Владимировича, с его пресс-конференции: «Макароны в цене растут — с какой стати?». На следующий день цитату Путина закрасили, а ту, что через дорогу — оставили. В саму фразу ничего глубокого я не закладывал, она мне просто понравилась, вот и процитировал. Люди сами додумывают.
Работа Базелевса «Макароны»
Вообще с политикой нужно быть супер осторожным. Я не знаю, как к Мише Маркеру, к Тимофею Радя до сих пор не заявилась полиция. Если захотели — их бы тут же нашли. Некоторые из работ Миши я бы испугался делать. Может бы и сделал, но сначала испугался.
О подтекстах и синкретизме литературы с живописью
— Одна из твоих последних работ — «недостаточно» — это напечатанное слово с альтернативными вариантами концовок. Расскажи, как возникла идея и проходил процесс создания.
— Это был проект для выставки в Ростове. Она, кстати, называется «Текст в городе». Я как увидел ее, подумал: как выставка про текст в городе может обойтись без меня? И поучаствовал в этом проекте. По задумке, я должен был создать литературное произведение на стенах. Такое, чтобы зритель без контекста мог понять каждое из этих предложений. Восемь частей текста раскиданы по городу, они должны представлять единое целое, но и работать по отдельности.
Я долго думал, что сделать, с текстом у меня был творческий застой тогда. Ну и решил, что просто расскажу, как иду на работу. Изначально вариант был совсем другой, в стиле фразочек с рекламных стендов. Слова ради красоты: там состроумничал, здесь повыпендривался. Но в последний день вышло совсем иначе. Я поссорился с одной подружкой. Она меня обидела, и выходило так, что я недостаточно для нее хорош. Вот откуда это слово.
Работы Базелевса «Недостаточно»
— Где для тебя располагается граница между уличным искусством и «грязью на стенах»?
— Бывают плохие тэги и плохие места. Порой кто-то тэгает в совершенно неподходящих локациях, хочется спросить: зачем ты вообще это делаешь? Это вандализм ради вандализма. Оставлять рисунок на чистом месте, зная, что его скорее всего закрасят, и не заботясь о сохранности, станет только новичок.
Я считаю, что рисовать можно где угодно, хоть на Эрмитаже, но что-то правильное. Для каждого места найдется рисунок, будь это Кремль, Исаакиевский собор или что угодно еще. А когда ты оставляешь неправильный рисунок — это грязь. Взять, например, чуваков, оставивших тэг на Эрмитаже — вот это было реально тупо. Тэг несет единственное сообщение: «Я здесь был». Любой мог побывать у Эрмитажа, зачем ты тут тэганул?
— В одном интервью ты говорил, что некоторые надписи носят характер персонального посвящения. Ты сообщаешь об этом людям напрямую или надеешься, что они найдут и поймут? Какую реакцию ты ждешь?
— Когда я пишу, я не думаю о людях и о том, что они могут подумать. А иногда даже и не помню, кому именно эта фраза принадлежит. Но мне нравится цитировать людей. Выкладываю их цитаты в истории и там незаметно отмечаю. Рано или поздно люди узнают, проходят мимо и видят сами. Это все-таки не посвящение, а именно цитирование.
Одна из самых популярных работ Базелевса
— У тебя есть стрит-арт/наклейка с предложением «побаловать себя и сделать песто». Что это — метафора, ирония над финансовым положением или здесь нет никакого подтекста?
— Прелесть в том, что это можно воспринять как угодно. Меня тогда приятель позвал клеить плакаты, вот я и сделал. С одной стороны, это совет: даже если денег нет, себя побаловать стоит, сделай песто. А если вглядеться: и пармезан, и запрещенные продукты, и отсутствие возможности. И усмешка — импортная паста, выходит, надежнее, чем русская.
— А плакаты ты делаешь сам?
— Печатаю в полиграфии, если нужны большие. Иногда делаю сам — дома, на принтере. Раньше работал в полиграфии, но тогда я ничем подобным не увлекался.
Меня всегда привлекала идея синкретизма литературы и живописи. Мне хотелось литературными приемами добиться живописного эффекта, сделать так, чтобы текст воспринимался как картина. Не знаю я, как это объяснить, но песто — что-то из этого разряда. Художник что-то рисует и разные люди по-разному это интерпретируют, видят это по-разному. И мне хотелось бы делать такого побольше.
Редактор: Екатерина Самохвалова
Проверьте, что вы узнали:
Возможно, вас еще заинтересует: